• Главная

II

Прорвавшиеся у Бородино немецкие танки и пехота частью сил вышли в Кукаринский лес – прямо к командному пункту Полосухина.
Комдив действовал быстро и точно. У него при штабе был зенитный артдивизион, комендантская рота; с минуту на минуту должен был явиться «отряд майора Воробьева» - от него сейчас осталось всего-то человек сто, но эти люди из бывшего 3-го батальона и курсанты сражались бесстрашно, дерзко, порой отчаянно, за ними так и осталось название «отряд майора Воробьева», и сами себя так называли: «мы из отряда Воробьева».
Зенитный дивизион открыл огонь на поражение, когда немецкие танки выкатились по дороге на край широкой поляны и стал явственно ощутим запах перегретого масла и бензинного перегара. Удары орудий из-за деревьев, из густого черного кустарника были для немцев внезапны и потому губительны. Танки двигались колонной, перестроиться для атаки на КП им просто не дали. Подоспевший от Артемок отряд майора Воробьева атаковал колонну из лесу, во фланг, забросал гранатами пехоту, от КП ударили бойцы разведбата и комендантской роты – разгром прорвавшейся группы был быстрый и полный.
Генерал Говоров о бое в Кукаринском лесу узнал сразу по докладу в штаб армии, спросил своего начштаба: «Думаете, Полосухин отобьется?».
Начштаба улыбнулся – улыбка вышла вымученная, одним уголком рта, глаза остались озабоченными: «На этот раз отобьется, но подкрепить его просто необходимо».
Говоров уточнил: «Полосухин просит поддержки?».
Начштаба промолчал, после минутной паузы объяснил: - От Полосухина просьб едва ли дождемся. Он и при Дмитрии Даниловиче ни о чем не просил…
Говоров прикинул: «Может дать батальон пехоты из 50-й дивизии, дивизион эрэсов. Поможет ли это Полосухину продержаться до истечения дня?».
- Безусловно. Но что потом?
-Пока распорядитесь об отправке подкрепления, потом продолжим.
«Продолжение» было такое: Говоров велел готовить приказ по армии – на ноль часов 18 октября 1941 года 32-й дивизии скрытно выйти из боя, оставить занимаемые позиции и переместиться в течение ночи на правый фланг армии, за Москва-реку, на рубеж Аксеново-Тихоново. Здесь закрепиться и держать оборону. […]

Из документальной повести В.Г. Рудина «Испытание боем».
В.Г. Рудин «Испытание боем». Кемерово. 1995. – С. 165, 166, 167, 168.

№ 38

БОРОДИНО
________________________________________

[…] Из Берлина в штаб 4-й танковой группы пришла газета «ФёлькишерБеобахтер» за 9 октября 1941года. Она вся была пронизана победным ликованием, оптимизмом, уверенностью в скорой и полной победе. Передовая называлась «Военный конец большевизма». Сказано в ней было: «На этот раз принесены в жертву последние боеспособные советские резервы. Против победоносного и полностью боеспособного немецкого Восточного фронта стоят лишь совершенно непригодные для серьезных действий красные соединения… Приговор Советскому Союзу уже вынесен».
Генерал-полковник Эрих Гепнер, командующий танковой группой, сегодняшним боевым донесением из 40-го корпуса не был ни потрясен, ни даже обескуражен: он понимал, что первый день сражения на очередной – теперь Можайской – оборонительной линии не обязательно должен завершиться ее прорывом. Однако, некоторая настороженность все же проявилась; еще два дня назад  и сам он, и офицеры его штаба полагали, что после окружения советских войск под Вязьмой и Калугой перед 4-й танковой группой – пустота. Однако перед его дивизиями вопреки ожиданиям появились танковые бригады; они и пехотные части русских перегораживали все шоссейные дороги к Москве; они держались, даже контратаковали, потом отходили, чтобы снова стать на очередной отсечной позиции. Их было мало и они были слабы, что бы совсем остановить его корпуса, они лишь сдерживали продвижение и Гепнер не мог понять во имя чего русские жертвуют собой?
После сегодняшнего боя на Можайской линии он, кажется, начал понимать тактику русских: 19-я танковая бригада и русская пехота, которые сдерживали продвижение передовых частей 40-го корпуса на Можайск, после взятия Уваровки танковой дивизией СС «ДасРайх» просто ушли. Ушли, выполнив свою задачу: они дали развернуться новой дивизии русских. И сегодняшний бой показал, что боеспособные дивизии у Красной Армии еще есть, еще существуют. И если завтра эту дивизию не удастся ни окружить, ни разбить, если она продержится еще день, или два, или три – сколько новых дивизий подтянут русские из своего необъятного тыла?
Генерал Штумме доложил, что путь на Москву перед Можайском перегородила 32-я дивизия с Дальнего Востока, что по словам пленных, дивизия считается боевой и что именно она разгромила японцев на озере Хасан. Из этого генерал Штумме сделал вывод: хватит тешить себя мыслью, будто с русскими уже покончено. Завтра он будет наступать так как положено  наступать танковому корпусу на позиции серьезного противника.
Сегодня русские нигде не дали ни его танкам, ни пехоте даже приблизиться к своим траншеям. Их артиллерия была в высшей степени эффективной. […]

Из документальной повести В.Г. Рудина «Испытание боем»
ГАКО. Ф. Р-1240. Д. 11. Л. 1.
Копия. Машинопись.
 
№ 39

ИЗ ТЕЗИСОВ К СООБЩЕНИЮ ПО ТЕМЕ «32-я СТРЕЛКОВАЯ ДИВИЗИЯ В.И. ПОЛОСУХИНА НА БОРОДИНСКОМ ПОЛЕ ПО НЕМЕЦКИМ ДОКУМЕНТАМ».
________________________________________

14 октября 1941 г. Генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок подписал приказ по группе армий «Центр»:
«Противник перед фронтом группы армий разбит. Остатки отступают, переходя местами в контратаки. Группа армий преследует противника. 4-й танковой группе без промедления нанести удар в направлении Москвы, разбить находящиеся перед Москвой силы противника, прочно овладеть местностью, окружающей Москву, и плотно обложить город».
За сутки перед этим, в понедельник 13 октября 1941 г., берлинский выпуск «Боевой газеты национал-социалистического движения Великой Германии «ФёлькишерБеобахтер» писала: «На фронте 1200 км – вперед! На обширном фронте маршируют и катятся на восток наступающие немецкие части. Нет слов для описания размеров советского поражения».
Первый удар 40-й танковый корпус нанес в 4 часа 30 мин. утра 13 октября: танково-гренадерская дивизия СС «ДасРайх» и 10-я танковая дивизия обрушились на позиции 17-го и 113-го стрелковых полков после часовой бомбежки и артобстрела.
В этот день наступающие немецкие танки и пехоту не подпустили к переднему краю, расстреляли в предполье. 14-го октября немцы повторили удар, и снова были отброшены с огромным для них потерями. Бои длились еще трое суток – сами немцы оценивали их как «ужасную битву». Цитирую оценку боев на Бородинском поле немецкой стороной:
«Здесь в 1812 г. Был разбит Наполеон. … Они (русские) были стойкими. У них не было паники. Они стояли и дрались. Они наносили удары и принимали их. Это была ужасная битва… Кровавые потери дивизии СС «ДасРайх» были столь кошмарно велики, что ее третий пехотный полк пришлось расформировать и остатки поделить между полками «Дойчланд» и «Дер Фюрер». Командир дивизии генерал Хауссер тяжело ранен…
Мертвые. Тяжелораненые. Сожженные. Разбитые. Ярость делала глаза кроваво-красными».
Добавлю к этому, что генералу Гепнеру пришлось на третий день боев на Бородинском поле взять из своего резерва 7-ю мюнхенскую дивизию, однако ее попытки обойти русский фланг справа и выйти в тылу 32-й дивизии у д. Артемки успехом не увенчалась: баварцы были разбиты контрударом 36-го мотоциклетного полка майора Танасчишина.
Однако и дивизия В.И. Полосухина понесла большие потери: более половины личного состава и две трети артиллерийских орудий. Тем не менее, дала командованию Западного фронта возможность развернуть за Можайском две свежие дивизии, 50-ю стрелковую и 82-ю мотострелковую. По приказу командарма - 5 генерал-лейтенанта Л.А. Говорова 32-я дивизия ушла с Бородинского поля в ночь на 18-е октября. Ушла на север, за Москву-реку; ушла, похоронив своих павших, собрав раненых. Полковник В.И. Полосухин сумел увезти все уцелевшие орудия, вывести дравшиеся 15 октября в окружении у д. Юдинки и Рогачево батальоны. Потому части 40-го танкового корпуса немцев за сожженным, разбитым Можайском натолкнулись на сопротивление двух наших дивизий  и после недельных боев за Дорохово и Шелковку были вынуждены до 14 ноября перейти к обороне. По шоссе Минск-Москва они к Москве не пробились.

ГАКО Ф. Р-1240. Оп. 1. Д. 295. Л. 56.
Копия. Машинопись.
 
 
№ 40

ЗАЖМИ СЕРДЦЕ В КУЛАК. (1965-1967 гг.)
________________________________________

Друзьям – чекистам – скромным труженикам
героической профессии.

Автор пользуется случаем, чтобы выразить
свою благодарность работникам КГБ,
оказавшим ему помощь в работе над архивами,
а также своими воспоминаниями и советами.

В основу повести положены действительные
события, разыгравшиеся в период Великой
Отечественной войны. Вместе с тем, поскольку
речь идет о художественном произведении, автор
оставил за собой право на литературный домысел.

Имена тех героев повести, которые ныне
проживают в Кузбассе, из понятных соображений
изменены. Изменены также все наименования
Советских воинских частей.

Автор.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: СВЕРШЕНИЯ.

Глава 1.

«…Ваши доводы, Юркин, учтет военный трибунал!»
Вот так он и сказал – седой майор из контрразведки.
«…Учтет ваши доводы…»
А что учитывать, если нет доводов? Есть одна голимая правда – ты изменник. И надо отвечать. А трибунал завтра. С утра. Значит, впереди целая ночь.
Ночь…
Всхрапывает сосед на нарах в углу, совсем молодой лейтенант. Его привезли сегодня в обед. Дурья голова, чистил пистолет и случайным выстрелом убил солдата из своего взвода. Мучается, хоть и молчит. Солдата жалеет, о себе не думает. А что ему думать? Он среди своих. Хоть и разжалуют. А все равно у своих останется. А тут…
Где-то громыхнули орудия. На слух – стодвадцатидвухмиллимитровки. Наши… Проскочил штабной мотоцикл – по стене камеры скользнул свет фары…
И вопреки всякой логике вдруг вспомнилась Лайма. Не мать, не родное село над широкой Томью – в последнюю перед трибуналом ночь он увидел курносую эстонку с белыми волосами. Лег навзничь на нары, закинул руки за голову, смежил веки и увидел…
Лайма… А по-русски – волна.
… Еще через час очередь дошла и до оберлейтенанта Петера Иордан.
Когда он вошел, в комнате были полковник Ляшенко, переводчик и офицер из фильтрационного отдела.
Переводчик велел Иордану садиться, подполковник из фильтрационного отдела приготовился записывать претензии, а Ляшенко вышел из-за стола, подошел к поднявшемуся ему навстречу немцу, обнял его и на глазах ошеломленных офицеров поцеловал – крепко, в самые губы. Потом, не выпуская немца из объятий, оглянулся:
- Чего смотрите? Думаете – рехнулся полковник? Да я же его год, как похоронил! – снова обернулся к немцу:
- А ты живой! Петр Михайлович – ведь живой, а? Ай, молодец! – он, наконец, выпустил Юркина из объятий. – Садись, садись! Когда ты сюда попал?
Юркин, блестя влажными глазами, немного помолчал, потом усмехнулся:
- Да как Курляндский мешок разгрохали. Я с последними сдался.
- А раньше не мог выйти?
- Никак не мог, Степан Савельевич.
-Что это у тебя с рукой? Горел, что ли?
-Было дело – самолет при посадке вписался.
- Это когда вы из Таллина с Гумовски летели?
- Да, тогда.
- Ну и где они все – Гумовски, Казе, Доктор?
- Гумовски в Германию успели отправить, он раненный был, я его из самолета вытащил. Только вот не знаю, прорвался ли их транспорт через море. Казе в последний момент перед вылетом из Таллина из самолета вылез, его Целлариус с собой забрал, это я от Гумовски узнал. Они, минуя Курляндию, сразу ушли морем в Германию. Доктор и другие преподаватели прилетели вслед за нами. Перед капитуляцией Доктор застрелился, остальные рассеялись, кто куда. А Валя Энно погибла …
- Как это случилось? Откуда знаешь?
- Гумовски в самолете сказал… Я после рапорт напишу – там вообще разобраться надо, у немцев вроде наши моряки восстали, из них немцы диверсантов готовили, а они восстали. И Валентина с ними…
- Ладно, пиши, проверять будем. А девушку-то жалко…
Да, ты еще не знаешь – ведь майор Алгазин тоже погиб, еще весной – ехал на машине и на банду напоролся… Да, брат, всех жалко – столько хороших людей эта война взяла… Ну, ладно. Ты вот что скажи: где документы школы?
- Часть сгорела, часть в укромном месте.
- А тебе оно известно?
-Ну как же, Степан Савельевич – сам ведь прятал, сам и минировал.
- Ай, молодец! Ну – ведь молодец, а? И почему ты, Петр Михайлович, ему вот не открылся? – полковник кивнул на офицера фильтрационного отдела.
- Обстановка не позволяла. Тут, в лагере, есть кое-какая сволота с липой. Если б я открылся – как бы я их выявил? Здесь, Степан Савельевич, даже сидит бывший начальник политической полиции Таллиннской зондеркоманды Николай Кукс!
- Это я, брат, и сам знаю. А вот под каким именем он скрывается – тебе известно?
- Ну конечно – зря я, что ли, два месяца немцем был?
- Все тогда – кончай маскарад! Больше ты к фрицам не вернешься. Достаточно ты перенес – есть для тебя и другая работа. Поставлю тебя на фильтрацию. – И, обернувшись к офицеру, не сводившего глаз с Юркина:
-А вам бы уж хватит удивляться! Скажите спасибо вот капитану, что он вам матерого душегуба нашел, да бегите скорее за людьми – Кукса немедленно изолировать и завтра же отправить конвоем в Таллин! Будем подлеца судить! А ты, Петр Михайлович сбрасывай с себя это рванье – я сейчас прикажу тебя побанить, да свою форму выдадим – хватит в чужих погонах ходить! Свои надевай! […]

Фрагмент повести В.Г. Рудина «Зажми сердце в кулак!»

ГАКО. Ф. Р-1240. Оп. 1. Д. 155. Л. 1, 28, 201, 202, 203.
Копия. Машинопись.
 
№ 41

СУДЬБА СОЛДАТА
ЖИЗНЬ ГВАРДИИ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА УШАКОВА ЕВГЕНИЯ ГРИГОРЬЕВИЧА
________________________________________

[…] Летом 1942 г., когда немцы от Харькова и Воронежа двинулись на Сталинград, ставка приказала генералу Коневу и генералу Жукову развернуть силами двух фронтов наступление южнее Ржева. Предстояло обойти Ржев, пересечь реку Вазуза и взять сильно укрепленную Сычевку. Ставка исходила из того, что наступление у Ржева, который немцы обороняли с неимоверным упорством, заставит их бросить сюда часть стратегических резервов, и уж во всяком случае командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Ганс Гюнтер Клюге воспротивится переброске своих дивизий на юг, к Сталинграду, где обстановка была крайне тяжелой.
В этих летних боях Е.Г. Ушаков впервые показал себя как человек, способный руководить не отдельным частным сражением, а длительной военной операцией. Его полк в составе 20-й гвардейской дивизии был переброшен от города Белый на участок 20-й армии, в район Погорелое Городище, и вошел в состав Западного фронта.
Наступление началось 30 июля, однако первые три дня боев к успеху не привели: немцы сопротивлялись упорно, наши завязли в первой линии траншей.
4 августа командование ввело в бой 20-ю гвардейскую дивизию, и полк Ушакова, наступая в первой линии, прорвал фронт противника у деревни Вощино. В документах дивизии отмечено, что в этом бою победа была достигнута с малыми потерями, ибо товарищ Ушаков «правильно управлял полком. Наступление гвардейцев было прикрыто артогнем. Прорвался Ушаков на узком участке, двумя батальонами, третий бросил вперед, едва обозначился успех, и этот третий батальон добил тех, что еще сопротивлялись в траншеях. Командир дивизии воспользовался успехом Ушакова, прорыв расширили, и к утру 5 августа главная линия немецкой обороны была прорвана на всю глубину.
К вечеру того же дня прорыв был уже огромен – 3- км. по фронту, 25 в глубину. Генерал Конев ввел в него подвижную группу – два танковых корпуса, 6-й и 8-й, и один кавалерийский, - и эта группа стала обходить Ржев с юга.
Генерал-фельдмаршал Клюге сразу же ощутил угрозу Ржевскому узлу и бросил навстречу советским войскам пять дивизий – три танковые и две пехотные. Огромное встречное танковое сражение развернулось 7 августа – полторы тысячи наших и немецких бронированных чудовищ столкнулись на подступах к реке Вазуза, и к 10 августа наши взяли верх. В этот день полк Ушакова вышел к правому (восточному) берегу Вазузы, напротив деревни Лесничино. Немцы, конечно же, засекли выход батальонов и подготовку к переправе и вызвали бомбардировщики – те попытались бомбить, но были перехвачены истребителями. […]
[…] Ещё сутки спустя полки 246-й дивизии чуть переместились по фронту, сменив соседнюю 69-ю дивизию, и заняли позиции у деревень Городец – Павловский – Февральский – Барановский – Девятино – Алексеевский. Полоса дивизии оказалась слишком большой, пришлось все три полка ставить на позиции. Ушаков этого не любил – вытягивать дивизию в одну линию, но выхода не было: иначе всю полосу обороны было не закрыть. Зато Батов передал в подчинение дивизии дополнительно два дивизиона 118-го артполка, роту минирования и целый батальон ПТР. Ушаков все принял, Батова поблагодарил. Белоглазову, своему начштаба, сказал – Вот, Иван Семенович, мы с вами как разбогатели! Батальон ПТР раздадим поротно в полки, как считаете? Артдивизионы подчините нашему командиру артиллерии Сергиенко, он сам разберется, куда их ловчее поставить. Минеры пусть прикроют все танковые направления…
Теперь фронт здесь замер до лета. Сложилась, в результате февральско-мартовских боев, та самая Курская дуга, которая далеко выдавалась в расположение немцев, а 246-я дивизия Евгения Григорьевича Ушакова встала на ее западном фасе, на правом фланге 65-й армии.